Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.


ПОДПИСАТЬСЯ НА ЖУРНАЛ

Наши контакты: 

г. Новосибирск, ул. Немировича-Данченко, 104, офис 230. Тел.: (383) 335-61-41 (факс) 

+7 913-900-05-75 (директор) 

+7 913-941-72-79 (главный редактор Павел Березин).

 

Реклама: 

+7 913-900-05-75 (Светлана) 

+7 913-201-41-50 (Наталья)  

 E-mail: predsedatel.agro@ya.ru

predsedatel.apk@ya.ru

 

По вопросам подписки и рассылки обращаться по телефону:

  +7 913-013-27-52 (Светлана)

и по электронной почте: 

predsedatel.agro@ya.ru

 

НОВОСТИ ОТРАСЛИ

ВЫСТАВКИ И МЕРОПРИЯТИЯ

ЧИТАТЬ СВЕЖИЙ  НОМЕР

 «Раскулачивание»: модернизация на крови

   «Давайте не будем употреблять советский идеологический термин «раскулачивание». Я не приемлю этого слова. Более точный термин для той катастрофы – «раскрестьянивание», – так начал нашу беседу профессор кафедры отечественной истории Новосибирского государственного университета Сергей КРАСИЛЬНИКОВ. С ним мы говорим об истоках – и о последствиях одной из самых трагических страниц истории XX века не только отечественного крестьянства, но и страны в целом.

   В кабинете Красильникова висит ставшая уже знаменитой по ряду научных публикаций карта северных районов Западной Сибири, изготовленная в 1935 году. На ней отмечены комендатуры и спецпоселения крестьянской ссылки 30-х годов прошлого века: Колпашевская, Каргасокская, Парабельская, Васюганская, Александровская комендатуры…. В этих местах с 1930-го до начала 1950-х гг. отбывали «кулацкую» ссылку в общей сложности до 300 тыс крестьян с членами их семей, большинство из которых – сибиряки.

Реформа «одним ударом»

   – Сергей Александрович, какова была цель антикрестьянских репрессивных акций конца 20-х – начала 30-х годов? Зачем, ради чего деревню погрузили в эту катастрофу?

   – Власть преследовала сразу несколько целей. Во-первых, страна вступила на путь сверхфорсированной индустриализации, и основным людским ресурсом «великих строек» объективно должно было стать крестьянство, составлявшее четыре пятых населения СССР. Власти нужен был некий «универсальный работник», которого можно оперативно бросить на строительство новых промышленных производств, на лесозаготовки, оставив при этом часть в колхозе, с полным отчуждением от результатов своего труда. Во-вторых, в рамках стратегии экономических преобразований самой деревни была сделана ставка на крупные коллективные сельхозпредприятия (колхозы и «агрокомбинаты»), которые должны были прийти на смену миллионам мелких единоличных крестьянских хозяйств. С полной ликвидацией частной собственности: в советской экономике она объявлялась абсолютным злом. И крепкий, зажиточный крестьянин-единоличник никак не вписывался в эту идеологию. Он был обречён.

   В итоге сельское население в СССР на долгие годы оказалось на положении внутренней колонии, поставщика ресурсов – собственно сельхозпродукции и человеческого материала.

   – Но почему был избран такой беспрецедентно жестокий путь реформ: насильственная коллективизация, депортации, репрессии?

   – Дело в том, что сама основа, «корневая система» советской власти с момента ее зарождения была пропитана мобилизацией и чрезвычайщиной. Сформировавшись в экстремальной революционной эпохе, госаппарат снова и снова воспроизводил репрессивные методы руководства. Но самое страшное было то, что эта система власти отстроилась раньше, чем общество пришло в себя после революционных потрясений. Это, я считаю, вообще главная трагедия нашей страны: одним из фатальных следствий этой эпохи стало уничтожение системы социальной самоорганизации людей, и кроме быстрорастущего аппарата власти, в 20-е годы в стране не осталось никаких других общественных институтов.

   В 1927 году, после небольшой «нэповской» передышки, большевики вновь начали внедрять в массовое сознание идеологию страны как осаждённой крепости: «Мы на пороге войны», «Для великого рывка нужны великие жертвы» и т.д. В такой атмосфере сам собой возникает вопрос «пятой колонны»: бесчисленных «врагов», «предателей», «замаскированных вредителей» и прочих «элементов». И крестьянство оказалось в эпицентре этих событий в 928—1929 годах.

   И одним шоковым ударом советская власть решала сразу несколько задач: вначале уничтожить слой зажиточных крестьян, оторвав их от земли и превратив в «универсальную» рабсилу. Одновременно конфискованное имущество передать в создаваемые колхозы. К слову, пятую часть материальной базы первых колхозов составляли именно конфискованные орудия труда, склады, скот и прочее имущество «кулаков» и «зажиточных середняков».

   – Но сегодня популярно мнение, что у страны не было времени на постепенную модернизацию. До 1941 года оставалось всего десятилетие…

   – То, что не было времени – это, мягко говоря, очень спорно. В 1941 году на оккупированных немцами территориях оказалась утерянной и в немалой степени уничтоженная при отступлении примерно треть промышленного потенциала и примерно половина зернопроизводящих сельскохозяйственных площадей СССР. И тем не менее, страна выдержала этот удар, и всё равно выиграла эту войну, фактически на «половинном» ресурсе! Хотя бы это доказывает, что не было никакой нужды в этих шоковых мерах в отношении деревни начала 30-х. И за «великий индустриальный рывок» крестьянство заплатило абсолютно непомерную, катастрофическую цену: ставшие нормой сверхизъятия из деревни продукции и людских ресурсов не могли не привести к деградации сельхозпроизводства, падению жизненного уровня не только сельских жителей, но и горожан.

   – С чего всё началось?

   – С блокирования свободного рынка сельхозпродукции, нарушения равенства товарного обмена между городом и деревней. В 1927—1928 годах разразился известный «кризис хлебозаготовок», возник серьёзный дефицит хлеба. Крестьяне после выполнения налоговых обязательств перед государством придерживали зерно до весны, дожидаясь более высоких цен, что вызвало серьёзные проблемы с продовольствием в городах. В итоге в феврале 1928 года сверху был спущен новый план хлебозаготовок, предусматривающий сдачу всех излишков хлеба государству, не останавливаясь и перед прямыми конфискациями и репрессиями, чтобы принудить крестьян к сдаче зерна.

   А в конце1929 года началось уже массовое репрессивное раскрестьянивание деревни: насильственное и бессудное лишение зажиточных крестьян имущества, земли и гражданских прав и их депортация целыми семьями в отдалённые районы страны, в режимные спецпоселения.

Из Сибири в Сибирь

   Сергей Александрович, а куда ссылали сибирских «кулаков»?

   – Основными местами крестьянской ссылки в Сибири были Нарымский край (северные районы Томской области) и Кузбасс. Помните, Высоцкий в своей «Баньке» пел: «…И меня два красивых охранника повезли из Сибири в Сибирь»? Это как раз про «раскулачивание» в сибирской деревне. Томские/нарымские (т.н. северные ) и кузбасские (т.н. южные ) спецпоселения на 60 процентов состояли именно из сибирских ссыльных крестьян, пригнанных туда с территорий нынешних Новосибирской, Омской областей и Алтайского края. Все эти спецпоселения и комендатуры входили в структуру СибЛАГа. Кроме того, на территории нынешней Новосибирской области, на севере Колыванского района была Колыванская комендатура с довольно крупными спецпоселениями.

   – Сколько крестьян прошло через эти спецпоселения и в каких условиях они жили?

   – Всего в результате депортаций 1930—1931 гг. в западно-сибирских комендатурах (северных и южных) СибЛАГа было размещено более 80 тысяч крестьянских семей общей численностью 363 тысячи человек.

   Ссылка производилась с минимальным имуществом, зачастую людей угоняли из своих деревень буквально в том, в чем они были. Те, кто выживал в дороге, которая сама по себе была тяжким испытанием, с нуля сами строили себе жильё, раскорчевывали тайгу под полеводство. Это был так называемый «выброс в тайгу», когда люди оставались в труднодоступных местах на произвол судьбы. Условия жизни были кошмарные – смертность в этих спецпоселениях в разы превышала рождаемость. Особенно много умирало детей, ослабленных постоянным недоеданием и болезнями. Лишь в 1935 году количество умерших и родившихся в этих районах примерно сравнялось. Кстати, на севере Томской области была ещё самая страшная, штрафная Александровская комендатура, для «особо враждебного кулацкого элемента». Там были абсолютно нечеловеческие условия и самая высокая смертность.

   Тяжелейшим испытанием для «раскулаченных» было разделение семей. Дело в том, что еще до коллективизации, а тем более и в ходе нее в деревнях имело место отходничество: часть семьи (обычно жена с детьми и стариками) оставалась в деревне, а мужья уходили на заработки в город: в плотники, в извоз, на строительство. Это позволяло семьям хоть как-то прокормиться. И при «раскулачивании» глава семьи автоматически объявлялся «беглым кулаком» и подлежал аресту. Поэтому в ссылку отправлялось очень много женщин с детьми, в то время как их мужья сидели в тюрьмах и лагерях. Лишь в 1932—1933 гг. было разрешено воссоединение семей, и отцы из лагерей направлялись в спецпоселения к своим семьям.

   Очень типична в этом отношении история моей собственной семьи. Мои дед и бабушка, а также пятеро малолетних детей (в том числе моя мама ) в конце 1920-х гг. жили в Мышлановке, что в Караканском бору (сегодня это территория Сузунского района). В 1931 году дед с частью детей (моя мама и её сестра – им было на этот момент по 8 и 9 лет) был на заработках в Новосибирске, когда семью объявили «кулацкой» и подлежащей высылке. Деда как «беглого кулака» арестовывают и отправляют в лагерь. Бабушку с тремя другими детьми ссылают в Нарымский край, а маму с сестрой после ареста деда забирают к себе городские родственники, а затем привозят к бабушке в спецпоселение. И последующие три года бабушка одна выживала в ссылке с пятерыми малолетними детьми, пока в 1934-м к ним из СибЛАГа не приехал отец. И таких судеб – тысячи и тысячи.

   Постепенно выжившие люди обустраивались в ссылке, как-то вставали на ноги, при комендатурах строились медпункты, школы. Работали ссыльные в так называемых неуставных сельхозартелях, которые занимались как сельским хозяйством, так и промыслами и лесозаготовками.

   Вскоре выяснилось, что результаты производственной деятельности неуставных сельхозартелей, состоявших из ссыльных, оказывались выше, чем эффективность местных колхозов и совхозов! Просто ссыльные были иначе мотивированы: «ударная работа» в артели была для раскулаченных единственным способом выжить, а затем и получить послабления режима. За лояльность или за производственные успехи «кулаков» могли снять со спецучёта и даже восстановить в правах.

   – А по каким критериям крестьян объявляли «кулаками»?

   – Главным критерием довольно быстро стало использование наёмного труда. Если ты хотя бы раз нанимал работника, даже для сезонных работ – всё, ты «эксплуататор» и «кровосос».

   Кроме того, ещё в начале 20-х годов в стране стали формироваться списки так называемых лишенцев – людей, лишённых избирательных прав. Таковых было семь категорий, в том числе и «лица, прибегающие к наёмному труду с целью извлечения прибыли», а также «частные торговцы, торговые и коммерческие посредники». Понятно, что под эти формулировки подпадали многие «средние» и зажиточные крестьяне. Однажды попав в «лишенцы», человек уже был «на заметке» у советской власти. В сельсоветах были списки этих «лишенцев», и 90 процентов будущих «раскулаченных» были именно из этих списков, когда в 1930 г. сверху спустили разнарядки на высылку.

«Грабь награбленное!»

   «Раскрестьянивание» – это ещё и раскол в самой деревне. Насколько велик был конфликт между зажиточными и бедняцкими хозяйствами? Много ли у власти было добровольных помощников в этих репрессиях?

   – Поддержка осуществлению репрессий в самой деревне, безусловно, была. И очень широкая. Прежде всего, маргинальная часть деревенской бедноты ещё в годы продразвёрстки и экспроприаций поняла, что есть быстрые способы обогащения через грабёж. Не нужно вкалывать, не нужно держать хозяйство – только отнимай и дели. Подросла также и молодёжь, которая «обрабатывалась» со школы идеологией ненависти к «эксплуататорам». Именно деревенская молодёжь была ударным отрядом «раскулачивания». Кроме того, определенную часть актива составляли и женщины. Среди них также велась работа по «освобождению от домостроевского гнёта». То есть власть искусственно раздувала конфликт и взаимное озлобление на селе.

И, наконец, сельский актив формировался из демобилизованных солдат, красноармейцев. Эти люди, психически искалеченные войной, навсегда были потеряны для сельского труда, и порвали все прежние связи с сельским сообществом. Для остальной деревни эти люди «на государевой службе» были изгоями, они не пользовались у односельчан должным авторитетом. Эти малограмотные, развращённые, но идеологически «заряженные» деревенские управленцы, с портфелями и наганами, были совершенно новым явлением для деревни.

   – Но ведь до революции село тоже делилось на социальные «низы» и «верхи», бедных и богатых…

   – Конечно, и между ними были непростые отношения. Но до гражданской войны существовала внутренняя система регулирования взаимоотношений, которая не доводила ситуацию до крови и «красного петуха». Прежде всего, это земельная община, которая обеспечивала некоторое разумное перераспределение доходов, социальную взаимопомощь. Кроме того, каждая деревня была внутренне связана семейными узами, и эти переплетённые родственные связи – каждый друг другу сват, брат, шурин, сноха – также гасили социальное напряжение. В революцию эти связи были порушены. Все эти факторы и создали широкий слой людей, которые в начале 30-х активно занялись реквизициями и истреблением односельчан.

«Большой рывок… в феодализм»

   Сергей Александрович, а зачем нам сегодня ворошить это, казалось бы, уже далёкое прошлое?

Ну, прежде всего, чтобы понять, что множество современных проблем села начались в те годы, когда село на десятилетие погрузилось в хаос и кошмар. У «раскулачивания» были как «быстрые» последствия – это, прежде всего, страшный голод 1932—1933 годов, унёсший до 8 миллионов жизней, – так и долговременные, бьющие по следующим поколениям. Это был исторический слом, прошедший через семьи, и разрушивший всю социальную организацию деревни. Я бы охарактеризовал происшедшее как особую, специфическую войну, которую сталинский режим провел против крестьянства.

   Были разрушены традиции, связи поколений, мотивация людей к нормальному сельскому труду. Мы сегодня часто употребляем понятие «человеческий капитал», ставя его в основу нормальной жизни, нормальной экономики. Мы говорим о том, как остро современной деревне не хватает человеческих ресурсов. А не хватает их в том числе и потому, что деревня в результате этих событий во многом лишилась качественного «человеческого капитала». Скажу больше: основные «точки роста» отечественного аграрного сектора были закатаны в асфальт именно тогда. Не стоит забывать и о том, что социальные и экономические отношения в деревне после «социалистического » раскрестьянивания «упали» обратно в феодализм. Уровень эксплуатации крестьянства (налоги, повинности, изъятия продукции и т.д.) был сопоставим с Х1Х веком.

   – «Книга памяти жертв политических репрессий в Новосибирской области» содержит сведения о 4500 крестьянских семей, отправленных из нашего региона в северную «нарымскую» ссылку. Это полная информация о репрессированных крестьянах в НСО?

   – К сожалению, неизвестны имена и судьбы ещё как минимум двух третей крестьян, высланных из районов Новосибирской области. Мы за более чем десятилетие работы в Томском архиве УВД так пока и не смогли до конца переработать массив содержащейся в нём информации о крестьянских семьях, высланных из районов будущей Новосибирской области. И к сожалению, пока не изученными для нас остаются документы о кузбасских комендатурах. И мы в этом вопросе очень надеемся на помощь Правительства Новосибирской области. Если бы состоялось официальное обращение губернатора НСО к губернатору Кузбасса с просьбой о предоставлении этой информации, о доступе учёных к ресурсам информационного центра УВД Кемеровской области, то начался бы новый этап восстановления исторической памяти. Ведь эта работа ведётся историками не только ради памяти жертв репрессий, но и для современников.

Павел БЕРЕЗИН

факты

   Основная масса «кулацких» хозяйств в Новосибирском и Каменском округах имела две лошади (62,3%) и одну-две коровы (74,1%). Лишь в одном хозяйстве насчитывалось шесть коров (хозяйство Т.А. Гурашкина, Кочковский район). В среднем на одно «кулацкое» и «середняцкое» хозяйство Западной Сибири приходилось 8,2 гектара посевов. (Данные 1929 года)

   Из «Доклада о ходе расселения спецпереселенцев по Нарымскому краю»Комендантского управления ПП ОГПУ, 22 июня 1931 года: «Кое-где высланы вместе с кулаками приехавшие к ним гости, которых заставили ехать в ссылку с хозяевами…. В одном из «кулацких обозов» во время пути на спецпоселение умерло около 500 человек детей и стариков, преимущественно от желудочных заболеваний…. На новых участках расселения смертность ещё более возросла, достигнув 1 тысячи человек...»

«Культурников» – в ссылку!

   В 1920-е годы некоторые крестьяне, вернувшиеся с фронтов Первой Мировой войны, стали так называемыми «культурниками», стремившимися к ведению хозяйства передовыми методами. Крестьянин А.А. БАЗУЕВ (Мошковский район) так объяснял причины, по которым он занялся внедрением новых технологий: «Во время империалистической войны мне пришлось побывать в Австрии и Румынии и познакомиться с заграничной культурой сельского хозяйства. Когда вернулся, стал развивать эту культуру в свом хозяйстве». Все «культурники» в 1927—1928 годах были лишены избирательных прав, а затем «раскулачены» и отправлены лагеря и в ссылки.

Назинская трагедия

   Одним из самых страшных эпизодов «нарымской ссылки» 30-х годов является «Назинская трагедия» – массовая гибель спецпереселенцев летом 1933 года на острове Назино посреди Оби, в Александровском районе Томской области.

На абсолютно пустынный остров было высажено без еды и крыши над головой около 6100 ссыльных, которых перебрасывали в отдалённую Александро-Ваховскую комендатуру. В результате халатности работников ОГПУ вместо нескольких часов люди находились на острове 13 недель. От голода и болезней за это время на острове погибло почти 4000 человек. Имели место массовые случаи каннибализма, сотни людей утонули или были застрелены охраной, пытаясь переплыть Обь и сбежать с «острова смерти». Об ужасах, творящихся на острове, впервые сообщил инструктор Нарымского окружкома ВКП(б) Величко в секретном письме Сталину.

В 90-е годы на «смерть-острове» Назино установлен памятный крест.

Опубликовать в социальных сетях

БОЛЬШЕ ОПЕРАТИВНЫХ НОВОСТЕЙ — В ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛЕ ЖУРНАЛА ПРЕДСЕДАТЕЛЬ!

 

 

Журнал ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ©

Все права защищены. Перепечатка или использование информации разрешаются только с письменного согласия главного редактора журнала ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Нарушение авторских прав будет преследоваться по закону

Яндекс.Метрика